В деле о банкротстве АО «Промэнергомаш» конкурсный управляющий потребовал привлечь контролирующих должника лиц (КДЛ) к субсидиарной ответственности по ст. 61.12 Закона о банкротстве — за несвоевременную подачу заявления о банкротстве должника.
Суд первой инстанции отказал в удовлетворении заявления. Апелляция определение отменила и частично удовлетворила требования, взыскав с КДЛ солидарно 639 051,45 руб. из заявленных 8 931 020,61 руб., включая 262 689,16 руб. текущего долга по вознаграждению управляющему.
Один из КДЛ обжаловал постановление. Кассационный суд отменил акт апелляции и оставил в силе определение об отказе в привлечении к субсидиарной ответственности.
Комментарий Ильи Манько, адвоката, партнера АБ «Бартолиус» для PROбанкротство.
Постановление выглядит несколько противоречивым с точки зрения описания фактов. Так, кассационный суд в предпоследнем абз. стр. 4 постановления пишет, что по итогам 2 кв. 2019 года у общества возникла налоговая задолженность, а в абз. 4 стр. 5 указывает на отсутствие доказательств принятия обществом после 27.10.2018 дополнительных долговых обязательств перед новыми кредиторами. Между тем из постановления апелляции следует, что вывод о возникновении долга после этой даты основан на судебном акте о включении требований ФНС в реестр кредиторов.
Учитывая ссылки кассации на отсутствие в материалах дела бухгалтерских балансов за 2018–2023 гг., работу общества вплоть до 2023 г. и недоказанность момента наступления неплатежеспособности, можно предположить, что мотивом отказа стала недоказанность момента возникновения у КДЛ обязанности инициировать процедуру. Без доступа к материалам оценить это сложно, но очевидно, что конкурсный управляющий должен был проявить бо́льшую процессуальную активность. В контексте повышенного стандарта доказывания по спорам о субсидиарной ответственности крайне затруднительно определить момент банкротства без предоставления хотя бы бухгалтерских балансов.
При этом кассация справедливо отметила, что наличие долга перед отдельным кредитором само по себе не означает возникновения у КДЛ обязанности инициировать банкротство. Аргументацию можно было усилить, указав, что такая обязанность возникает в момент осознания объективного банкротства подконтрольного лица, а неплатежеспособность и объективное банкротство не тождественны. Если общество реализовывало некий антикризисный план, признаки неплатежеспособности не свидетельствуют о необходимости подачи заявления.
Удивление вызывает позиция апелляции о включении в размер субсидиарной ответственности текущего долга по вознаграждению арбитражному управляющему. Из Закона о банкротстве (ст. 10 и 61.12) следует, что ответственность за неподачу заявления равна размеру долга, возникшего после истечения срока исполнения обязанности инициировать дело о несостоятельности и до его возбуждения. Такой подход связан с нарушением информационной обязанности перед контрагентами, Которое привело к появлению новых неисполнимых обязательств. Поэтому средства, поступившие в результате исполнения судебного акта о привлечении к ответственности по ст. 61.12, распределяются между обманутыми кредиторами (п. 4 ст. 61.18).
Возбуждение дела о банкротстве информирует всех контрагентов о кризисном состоянии должника, и арбитражный управляющий, утверждённый после возбуждения дела, уже знает о нем. Следовательно, у апелляционного суда не было оснований включать вознаграждение управляющего в размер субсидиарной ответственности.
Учитывая вероятную недоработку управляющего в доказывании оснований ответственности, кассационный суд, на мой взгляд, принял верный судебный акт. Субсидиарная ответственность — экстраординарный способ защиты прав кредиторов, и необходимость его применения должна подтверждаться по стандарту «ясные и убедительные доказательства». При их отсутствии и наличии доказательств антикризисного плана привлечение к ответственности по формальным основаниям недопустимо.
