Статья советника АБ «Бартолиус» Сергея Будылина «Стандарты доказывания и кросс-преюдиция», опубликованная в № 10 2024 г. журнала Legal Insight, с любезного разрешения редакции публикуется здесь в авторском варианте.
***
В последнее время популярной темой в российском праве и российском правоведении стали «стандарты доказывания»1.
Есть, правда, одна проблема: едва ли не каждый автор понимает под этим выражением что-то свое – а некоторые, употребляя это выражение, кажется, вообще ничего конкретного в виду не имеют.
Между тем в англо-американском праве, откуда позаимствована сама концепция, этот термин имеет вполне определенное значение2. Если коротко, стандарт доказывания (standard of proof) – это критерий достаточности доказательств для признания факта установленным.
Стандарты доказывания могут быть различными в разных видах судебных процессов. Из этого, помимо прочего, вытекают некоторые важные выводы, касающиеся кросс-преюдиции (межотраслевой преюдиции – из уголовного процесса в гражданский или наоборот).
Попробуем во всем этом разобраться.
В английском праве есть два различных стандарта доказывания: «за пределами разумных сомнений» (beyond a reasonable doubt) и «баланс вероятностей» (balance of probabilities).
Первый стандарт применяется в уголовных делах: для вынесения обвинительного вердикта у присяжных или судьи не должно остаться разумных сомнений в виновности подсудимого. Второй стандарт применяется в гражданских делах: для установления факта в соответствии с версией одной из сторон спора эта версия должна быть найдена всего лишь более вероятной, чем противоположная версия (more likely than not).
Различие между стандартами доказывания обусловлено разной ценой судебной ошибки в уголовных и гражданских делах.
Устанавливая асимметричный стандарт в уголовных делах, правопорядок сознательно идет на то, чтобы в значительном числе дел оправдывать фактически виновного, лишь бы свести к минимуму риск осуждения фактически невиновного. Ведь ущерб от осуждения невиновного чрезвычайно велик – как для него самого, так и для общества в целом! Он, по-видимому, значительно превышает ущерб от оправдания виновного.
Вместе с тем в типичном гражданском деле цена ошибки в пользу любой из сторон одинаковая – в обоих случаях это всего лишь сумма иска. В связи с этим и стандарт доказывания симметричен. Нет никакой необходимости подкручивать весы правосудия в пользу одной из сторон спора: вероятность ошибки в пользу каждой из сторон должна быть примерно та же.
В некоторых видах гражданских исков – например, о привлечении к ответственности за обман – в Англии дополнительно требуется, чтобы доказательства истца были «убедительными» (cogent), но это не меняет самого гражданского стандарта доказывания, который остается симметричным.
Как высказался по этому поводу лорд Хофман в решении палаты Лордов от 2008 года: «Я думаю, пришло время сказать, раз и навсегда, что существует только один гражданский стандарт доказывания: более вероятно, что спорный факт имел место, чем не имел»3.
В США применяются те же самые стандарты доказывания: уголовный и гражданский. Правда, гражданский стандарт там известен под другим названием – «преобладание доказательств» (preponderance of the evidence), – но смысл его тот же.
Кроме того, в некоторых штатах существует промежуточный стандарт, обычно именуемый «ясные и убедительные доказательства» (clear and convincing evidence). Он применяется в некоторых видах гражданских дел со значительной степенью публичного элемента – например, при взыскании «штрафных убытков» (punitive damages). Его применение также связано с повышенной ценой судебной ошибки для ответчика.
С долей условности иерархию стандартов доказывания можно пояснить следующим образом. Установление факта по стандарту «за пределами разумных сомнений» означает, что, по мнению присяжных или судьи, вероятность того, что факт имел место, составляет более 99%; по стандарту «баланс вероятностей» (он же «преобладание доказательств») – что эта вероятность более 50%; по стандарту «ясные и убедительные доказательства» – что эта вероятность более 75%. (Подчеркну, что эти цифры не следует воспринимать как математически точные – за исключением лишь величины 50%.)
Для континентально-европейского права вообще и российского права в частности, концепция «стандарта доказывания», в общем-то, чужда.
Дело тут в том, что английским и американским судьям практически в ежедневном режиме приходилось объяснять присяжным, на основании какого критерия они должны оценивать доказательства и устанавливать факты. С этим и связано как само теоретическое осмысление, так и пригодная к практическому применению формулировка стандартов доказывания. На континенте же суд присяжных был не особенно распространен, а потому и проблема вербализации правил доказывания не вставала.
В большинстве европейских процессуальных кодексов написано лишь, что судья оценивает доказательства и устанавливает факты «по внутреннему убеждению». Эта формула идет от Уголовно-процессуального кодекса Франции времен Наполеона (1808 г.). В свое время она была весьма прогрессивной, так как она противопоставлялась архаичным формальным правилам доказывания (требование наличия определенного числа свидетелей и т. п.).
Очевидно, однако, что эта формула не является стандартом доказывания в общепринятом смысле слова. Ведь убежденность в истинности той или иной версии фактической картины не может быть абсолютной, это всегда вопрос вероятностей!
Допустим, судья достиг «внутреннего убеждения», что с вероятностью 55% по вопросу факта прав истец, а с вероятностью 45% – ответчик. Какое решение он должен принять? Доказан заявленный истцом факт или не доказан? Ответ остается полностью на совести судьи, никаких конкретных правил процессуальные кодексы не предлагают.
В результате в российском праве сложилась довольно неприятная ситуация с доказыванием. В гражданских (и арбитражных) процессах стихийно сложился необычайно высокий стандарт доказывания, по сути, аналогичный стандарту доказывания в уголовном процессе. В самом деле, ведь во всех случаях судья должен достичь «внутреннего убеждения» при установлении фактов – то есть никакой разницы в доказывании правопорядок вроде бы не видит!
Однако, как обсуждалось выше, установление асимметричного стандарта доказывания в гражданских спорах – весьма неудачное решение. Оно ведет к тому, что в значительном числе случаев дело решается в пользу ответчика, когда объективно прав истец. Поскольку на истце лежит бремя доказывания, а весы правосудия подкручены в пользу ответчика, то преодолеть свое бремя истец зачастую не в состоянии!
В свое время Высший Арбитражный Суд много сделал для наведения порядка с доказыванием в арбитражных судах. Именно в его актах впервые появился сам непривычный для российского права термин «стандарт доказывания»4. Однако полноценной теории стандартов доказывания ВАС так и не сформулировал.
После ликвидации ВАС экономическая коллегия Верховного Суда неоднократно использовала этом термин в своих определениях. Однако, на мой взгляд, использовала не всегда удачно. Судьи ВС порой применяют этот термин довольно приблизительно и расплывчато – и, во всяком случае, не так, как его применяют на родине этого термина, в Англии и США.
Так, одна из излюбленных тем экономической коллегии ВС – доказывание в делах с информационной асимметрией. Особенно часто эта тема всплывает в банкротных спорах5: аффилированные с банкротом лица потенциально обладают всей полнотой информации о делах банкрота, а независимые кредиторы об этих делах не знают ничего.
Правило, раз за разом формулируемое экономической коллегией ВС в ее определениях, состоит в том, что если независимый кредитор представляет хотя бы минимальные доказательства, достаточные для возникновения обоснованных сомнений в истинности версии аффилированного лица, то на аффилированное лицо возлагается бремя опровержения этих сомнений. Правило это, несомненно, вполне разумное.
Нередко можно услышать, что это правило устанавливает «повышенный стандарт доказывания» в банкротных делах. Это даже можно прочитать в некоторых определениях ВС6. Но на самом деле это не так – во всяком случае, в исконном значении термина «стандарт доказывания». Налицо всего лишь асимметричное распределение бремени доказывания между сторонами, а стандарт доказывания остается все тем же.
Ведь вряд ли можно предположить, что суд должен установить факт в пользу независимого кредитора, когда суд считает, что скорее всего объективно прав аффилированный кредитор. Разумеется, нет. Кому бы суд не предписал представить доказательства, в ходе их последующей оценки суду следует определить, чья фактическая картина более правдоподобна, и разрешить вопрос факта в пользу этой стороны.
А если так, то стандарт доказывания здесь все тот же: симметричный гражданский стандарт «баланс вероятностей»7.
На мой взгляд, судам, включая ВС, имеет смысл разобраться, что же такое на самом деле стандарт доказывания, и провести различие между стандартом доказывания и распределением бремени доказывания между сторонами спора.
Как представляется, в экономических спорах бремя доказывания может распределяться очень по-разному, но стандарт доказывания должен быть всегда один и тот же: «факт скорее имел место, чем не имел».
Как обсуждалось выше, разница в стандартах доказывания между гражданскими и уголовными делами непременно должна быть. В уголовном деле стандарт доказывания для обвинения должен быть весьма высоким, что объясняется высокой социальной ценой ошибки в пользу обвинения в уголовном деле.
Из этого вытекает важное следствие. Если факт (например, факт причинения ущерба) доказан обвинением в уголовном деле, то его можно считать доказанным и для последующего гражданского спора (например, о взыскании ущерба с виновника). В самом деле, ведь факт этот доказан весьма надежно – условно говоря, с вероятностью более 99%, тогда как для гражданского спора требуется всего лишь более 50%.
С другой стороны, если подсудимый оправдан в уголовном деле ввиду недоказанности факта (например, того же факта причинения ущерба), то нельзя сказать, что доказано отсутствие этого факта. На самом деле суд всего лишь пришел к выводу, что имеются разумные сомнения в этом факте. Условно говоря, вероятность непричинения ущерба составляет 1% или более. Если так, то в последующем гражданском процессе ничто не мешает суду прийти к выводу, что ущерб скорее был причинен, чем не был, и взыскать убытки с виновника.
Иначе говоря, кросс-преюдиция из уголовного процесса в гражданский работает только в случае обвинительного вердикта, но не в случае оправдания!
(При желании правопорядок может запретить привлекать оправданного к гражданско-правовой ответственности по каким-то политико-правовым соображениям, но в принципе оправдание в уголовном деле отнюдь не дает гарантии, что вменяемые оправданному действия не были им совершены.)
Если же факт доказан в гражданском процессе, то он доказан по довольно низкому стандарту доказывания, а потому обвинение не может использовать его для целей уголовного процесса. Факт следует доказывать заново по уголовному стандарту.
В Англии и США это прямое следствие из различия стандартов доказывания хорошо осознано. Ярким примером является дело известного спортсмена и актера О.Дж. Симпсона – вернее, два дела: уголовное (1995 г.) и гражданское (1997 г.).
Симпсону предъявили обвинения в жестоком убийстве его бывшей жены и ее друга. Доказательства на первый взгляд выглядели весьма убедительно. Поскольку судья разрешил телетрансляцию с заседаний, миллионы зрителей с замиранием сердца следили за процессом. В итоге присяжные оправдали подсудимого, сочтя, что имеются разумные сомнения в его виновности.
Впоследствии родственники убитых предъявили Симпсону деликтный иск. Доказательства в этом гражданском процессе были практически те же, что и в уголовном процессе. В итоге другая коллегия присяжных признала Симпсона ответственным за умышленное причинение смерти. С ответчика были взысканы убытки (8,5 млн долларов компенсаторных и 25 млн штрафных)8. При взыскании компенсаторных убытков использовался стандарт «преобладание доказательств», а при взыскании штрафных – «ясные и убедительные доказательства».
Этот исход может показаться парадоксальным. Получается, хваленая американская юстиция так и не смогла разобраться, убил обвиняемый кого-то или не убил?
Но, если вдуматься, этот подход весьма мудрый. Чтобы отправить обвиняемого в газовую камеру (или хотя бы в тюрьму), факты должны быть доказаны гораздо надежнее, чем для взыскания с него даже очень большой денежной суммы!
А что же в России? Если и у нас существует разница между стандартами доказывания в уголовном и гражданском процессе, то из этого должны вытекать аналогичные последствия в смысле кросс-преюдиции.
Между тем авторы российских процессуальных кодексов об этом явно не подумали.
В ГПК и АПК написано, что приговор суда по уголовному делу обязателен для суда общей юрисдикции и арбитражного суда в части того, «имели ли место определенные действия и совершены ли они определенным лицом»9. При этом не уточняется, обвинительный это приговор или оправдательный.
В УПК также говорится, что «обстоятельства, установленные … вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом … без дополнительной проверки»10.
Судя по букве закона, российскому правопорядку прописана полная кросс-преюдиция как из уголовного процесса в гражданский (или арбитражный), так и обратно. Однако это явно противоречит всему сказанному выше о разнице в стандартах доказывания в гражданском и уголовном процессе, а во многом и здравому смыслу.
Ситуацию пришлось исправлять Конституционному Суду.
В 2011 году КС принял постановление11 (по жалобе Власенко), где сказал, что положения УПК о кросс-преюдиции из гражданского процесса в уголовный не противоречат Конституции, но с той оговоркой, что выводы суда в гражданском процессе «не предопределяют» выводов о вине обвиняемого в уголовном деле.
Согласно фабуле дела, суд общей юрисдикции удовлетворил иск о понуждении заключить договор купли-продажи дома и о признании права собственности на дом за покупательницей. Бывшие хозяева дом заявили о мошенничестве со стороны покупательницы; было возбуждено уголовное дело. Однако суды отменили постановление о возбуждении уголовного дела, сославшись на преюдициальную силу решения суда по гражданскому спору. Оставшиеся без крыши над головой «продавцы» пожаловались в КС. КС в итоге поддержал заявителей, указав на иной предмет доказывания в уголовном деле (фальсификация доказательств истицей).
По словам КС, «фактические обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом, разрешившим дело по существу в порядке гражданского судопроизводства, сами по себе не предопределяют выводы суда о виновности обвиняемого по уголовному делу, которая устанавливается на основе всей совокупности доказательств, включая не исследованные при разбирательстве гражданского дела доказательства, подлежащие рассмотрению в установленных уголовно-процессуальным законом процедурах, что в дальнейшем может повлечь пересмотр гражданского дела по вновь открывшимся обстоятельствам».
Можно заключить, что хотя бы в этом ограниченном смысле кросс-преюдиция из гражданского процесса в уголовный не действует.
А на днях КС принял еще одно постановление12 (по жалобе Боголюбской), в котором, формально говоря, решается вопрос о конституционности статьи ГК о диффамации – но также затрагивается и вопрос о кросс-преюдиции. Точнее, вопрос о преюдициальной ценности оправдательного приговора по уголовному делу для последующего гражданского процесса13.
По словам заявительницы, она была жертвой бытового насилия со стороны Г., бывшего супруга заявительницы. Она дважды подавала заявления о возбуждении в отношении него уголовного дела, но обоих случаях судьи вынесли оправдательные приговоры, придя к выводу «о недоказанности виновности подсудимого в нанесении ей телесных повреждений».
Заявительница «разместила на своей странице в сети Интернет сведения, содержащие среди прочего утверждения о фактах бытового насилия со стороны Г. в отношении нее и их дочери». В ответ Г. предъявил ей диффамационный иск.
Суды общей юрисдикции после некоторых процессуальных пертурбаций частично удовлетворили требования Г. В том числе суды взыскали с заявительницы компенсацию морального вреда и судебные расходы, а также обязали ее опубликовать опровержение.
Заявительница пожаловалась в КС, оспаривая конституционность самой статьи ГК о защите чести и достоинства (п. 1 ст. 152 ГК).
(Стоит упомянуть, что заявительница также жаловалась в ЕСПЧ – и он в 2021 году признал, что РФ нарушила фундаментальные права заявительницы «в связи с отсутствием защиты от повторяющихся актов домашнего насилия»14.)
КС в итоге предсказуемо признал конституционной статью ГК о диффамации, хотя и с некоторыми оговорками, касающимися правомочий суда принимать решение с учетом конкретных обстоятельств. Что важнее для нашей темы, КС также высказался о преюдициальной силе оправдательного приговора (вернее сказать, об отсутствии таковой).
КС подтверждает общий принцип преюдициальности судебных актов, но далее говорит следующее.
«При этом преюдициальное значение может придаваться лишь тому факту, который по результатам исследования и оценки доказательств был признан вступившим в законную силу судебным постановлением имевшим либо, напротив, не имевшим места. Если же оправдательный приговор, постановление о прекращении производства по уголовному делу по реабилитирующим основаниям либо постановление о прекращении производства по делу об административном правонарушении в связи с отсутствием события или состава административного правонарушения вынесены судом единственно на основе недоказанности факта совершения лицом, привлекаемым к уголовной или административной ответственности, вменяемых ему действий (как это было в уголовных делах с участием заявительницы), это не должно препятствовать повторному доказыванию либо опровержению данного факта в гражданском процессе. Новое доказывание и опровержение сторонами тех же обстоятельств в рамках другого дела не вступает в противоречие с выводом об их недоказанности в ранее рассмотренном деле, который не содержит в основе ни утвердительного, ни отрицательного суждения о наличии этих обстоятельств.
Следовательно, само по себе наличие оправдательного приговора, постановления о прекращении производства по уголовному делу по реабилитирующим основаниям либо постановления о прекращении производства по делу об административном правонарушении в связи с отсутствием события или состава административного правонарушения не исключает независимой оценки судом вопроса о том, соответствуют ли действительности порочащие честь, достоинство и деловую репутацию лица сведения, тем более когда они касаются его поведения в личных (семейных) отношениях, распространенные другой их стороной. Данный вопрос должен разрешаться судом, рассматривающим гражданское дело по существу, на основе принципов состязательности и равноправия сторон, а также с учетом указанных выше объективных требований при доказывании спорных фактов в подобных делах».
Можно заключить, что оправдательный приговор по уголовному делу «сам по себе» не обладает преюдициальной силой для последующего гражданского процесса.
В общем, почти как в деле Сипмсона – но только как если бы он предъявил иск к родственникам убитых, а не наоборот…
Помимо прочего, КС мимоходом упоминает в своем постановлении и концепцию стандартов доказывания, указывая, что применение чрезмерно строгих правил оценки доказательств в гражданском процессе «было бы несовместимым с иными по сравнению с установленными в уголовном процессе и производстве по делам об административных правонарушениях стандартами доказывания». Впрочем, далее КС тему стандартов доказывания в этом постановлении не развивает.
Исходя из всего этого, КС предписал пересмотреть дело о диффамации, решенное судами против заявительницы.
Вопросы доказывания – больные для российского правопорядка. У судов есть большие проблемы как с получением доказательств, так и с их оценкой – в том числе с пониманием критериев такой оценки.
Проблема применения корректных стандартов доказывания очень важна. Эту проблему не следует смешивать с проблемой распределения бремени доказывания – хотя суды, включая ВС, постоянно их смешивают.
В действительности, как представляется, ко всем видам гражданских и арбитражных процессов (включая дела о банкротстве) следует применять один и тот же стандарт доказывания, известный в Англии как «баланс вероятностей». Это значит, что суд считает факт установленным, если приходит к убеждению, что факт скорее имел место, чем не имел.
В самом деле, было бы довольно странно, если бы суд в экономическом споре, придя к выводу, что факт скорее всего имел место, тем не менее объявил бы этот факт не установленным. Между тем именно так работает повышенный стандарт доказывания. Например, в уголовном процессе суд, если придет к выводу, что подсудимый скорее всего виновен, но все же есть разумные сомнения в его вине, должен вынести оправдательный приговор.
Все это отнюдь не лишает суд возможности в случае информационной асимметрии между сторонами распределить бремя доказывания неравным образом. Например, возложить бремя доказывания некоего факта в банкротном споре на аффилированного с банкротом кредитора. Часто этот прем характеризуют, как «повышенный стандарт доказывания», но вообще-то это словоупотребление некорректно. Во всяком случае, оно не соответствует значению термина «стандарт доказывания» на родине этого термина (в Англии и США).
Из разницы стандартов доказывания (в корректном смысле слова) в различных отраслях права вытекают важные последствия для межотраслевой преюдиции: например, из гражданского процесса в уголовный или наоборот. Чуть упрощая, можно сказать, что кросс-преюдиция из уголовного процесса в гражданский допустима лишь в случае обвинительного приговора, но не в случае оправдательного; а кросс-преюдиция из гражданского процесса в уголовный вообще недопустима.
Эти соображения довольно очевидны, но составители российских процессуальных кодексов в свое время об этом, видимо, не подумали. В результате соответствующие правила пока что приходится формулировать Конституционному Суду…
=================
1См.: Смола А.А. Стандарты, доказывание и Верховный Суд // Вестник экономического правосудия РФ. 2018. № 8. С. 129–165.
2См.: Будылин С.Л. Внутреннее убеждение или баланс вероятностей? Стандарты доказывания в России и за рубежом // Вестник ВАС РФ. 2014. № 3. С. 25–57; № 4. С. 34–67.
3B (Children), Re [2008] UKHL 35 (11 June 2008), para 13.
4См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 13.05.2014 N 1446/14 по делу N А41-36402/2012 (судья-докладчик С.В. Сарбаш; первое упоминание термина «стандарт доказывания»).
5См.: Будылин С. Стандарты доказывания в деле о банкротстве. Практическое значение // Закон.ру. 2021. https://zakon.ru/blog/2021/6/29/standarty_dokazyvaniya_v_dele_o_bankrotstve_%C2%A0prakticheskoe_znachenie.
6См., например: Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 04.06.2018 N 305-ЭС18-413 по делу N А40-163846/2016 (сформулирована целая иерархия «стандартов доказывания»: непоименованный стандарт доказывания, применяемый в «общеисковом гражданском процессе», стандарт «ясные и убедительные доказательства», применяемый в банкротстве для включения в реестр требований «рядовых кредиторов», еще более высокий стандарт «исключение любых разумных сомнений», применяемый для включения в реестр требований «неминоритарных акционеров»).
7См.: Будылин С.Л. Стандарты доказывания в банкротстве // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. № 11. С. 130-158.
8Ayres B.D. Jury Decides Simpson Must Pay $25 Million in Punitive Award // New York Times. 11.02.1997 // http://www.nytimes.com/1997/02/11/us/jury-decides-simpson-must-pay-25-million-in-punitive-award.html.
9Ч. 4 ст. 69 АПК РФ. Сходная формулировка в ч. 4 ст. 61 ГПК РФ.
10Ст. 90 УПК РФ.
11Постановление Конституционного Суда РФ от 21.12.2011 N 30-П.
12Постановление Конституционного Суда РФ от 19.11.2024 N 53-П.
13См.: Тай Ю. Все относительно… «Дело Симпсона» на российский манер // Закон.ру. 2024. https://zakon.ru/blog/2024/11/20/vsyo_otnositelnodelo_simpsona_na_rossijskij_maner.
14Постановление ЕСПЧ от 14.12.2021. Дело Туникова (Tunikova) и другие против России (жалобы N 55974/16 и 3 других).
