Наталья Васильева, партнер и руководитель практики «Банкротство: споры» адвокатского бюро «Бартолиус»:
Когда имущество оказывается одновременно в поле зрения уголовного суда и арбитражного управляющего, юридическая система начинает буксовать. С одной стороны — судья по уголовному делу, уверенный, что арест наложен для правосудия, и снимать его нельзя, пока виновность не установлена. С другой — управляющий, который не может ни продать, ни оценить, ни распределить имущество, а значит, не может вести банкротство. Все застыло. Все заблокировано. Не на месяц и не на два — на годы.
Такое происходит все чаще. Арест наложен — и все: ни кредиторы, ни налоговая, ни потерпевшие — никто не получает ничего. А между тем речь может идти о штрафе, который государство хочет взыскать по приговору, или о конфискации, которая назначена как мера наказания. И возникает парадокс: наказывать — должны. Но почему тогда расплачиваться должны не преступники, а кредиторы?
Сложность в том, что уголовное и банкротное право живут в разных мирах. Уголовный суд — про вину и наказание. Арбитражный — про деньги и равенство. И когда эти миры пересекаются, никакого механизма «перевода» между ними не существует.
Перед Конституционным Судом стоят сразу несколько принципиальных вопросов:
1. Кто и когда может снять арест? Сейчас это может сделать только суд, его наложивший. Но если уголовный суд игнорирует экономические реалии дела о банкротстве, процедура парализуется.
2. Имеет ли государство приоритет при взыскании штрафов и конфискаций? Сегодня фактически — да. Арестованные активы идут в уплату штрафа, а потерпевшие и иные кредиторы остаются ни с чем.
3. Должны ли аресты автоматически сниматься при введении конкурсного производства? Или требуется отдельное решение уголовного судьи? Здесь встает вопрос о балансе между эффективностью правосудия и рисками злоупотреблений.
4. Может ли арбитражный управляющий участвовать в уголовном процессе? Сейчас он формально «никто» — не имеет процессуального статуса, несмотря на то, что именно от него зависит сохранность и распределение имущества.
Возможны два пути.
Один — дифференцировать. Признать, что не все арестованное имущество одинаково. Например, если имущество — доказательство по делу или приобретено преступным путем, оно должно оставаться под арестом. А если это просто активы должника, не связанные с преступлением, их следует освобождать — в интересах кредиторов.
Второе — внести поправки в статью 115 УПК РФ, указав, что основанием для снятия ареста является введение конкурсного производства, как уже предусмотрено в статье 126 Закона о банкротстве. Это потребует признания арбитражного управляющего участником уголовного процесса. Но и это не так просто. Ведь тогда возникает риск: не получится ли так, что через банкротство будут «отмывать» арестованное? Не станет ли это лазейкой?
Вот почему ожидания от Конституционного Суда так высоки. Не просто сказать: «баланс нужен», а выстроить этот баланс. Не дать одному закону подавить другой. И — главное — не сделать так, чтобы государство оказалось в приоритете перед другими кредиторами только потому, что у него есть прокурор и приговор. В конце концов, в деле о банкротстве все должны быть равны — иначе весь механизм теряет смысл.
Если КС решится — это может быть поворотный момент. Уйдет паралич процедур. Управляющие получат инструменты. Судьи — ориентиры. И, быть может, исчезнет тот абсурд, при котором наказание исполняется за счет потерпевших. А если нет? Если решение окажется уклончивым, общим, с оговорками и пожеланиями? Тогда все останется, как есть. И ни бизнесу, ни кредиторам, ни самому правосудию от этого лучше не станет.
Вот почему так важно, чтобы на этот раз не вышло бумаги «ни о чем». Нужна бумага решающая. Броня, как в романе Булгакова. Такая, чтобы ни один следователь не мог в одиночку заблокировать все, что движется. Такая, которая поставит точку, а не запятую.
