Не все так плохо. Все намного хуже. Или, когда идет борьба с коррупцией право молчит
«Вы еще кипятите, а мы уже рубим»
Народный фольклор
Председатель КС Зорькин провозгласил резолютивную часть постановления по вопросу возможности применения исковой давности, предусмотренной ГК, к искам прокуроров по конфискации т.н. коррупционного нажитого имущества. По результатам публичного заседания в КС была выражена вся палитра мнений, но сохранялись не нулевые шансы того, что позиция ВС РФ, которая учитывая действующее законодательство в системе ранее выраженных правовых позиций КС, не признавала отсутствия исковой давности и вообще каких-бы то ни было давностных сроков в таких исках, будет услышана и поддержана судьями КС. Хотя в своем выступлении представитель ГП недвусмысленно намекнул на то, что позиция занятая ВС, помогает коррупционерам, казалось, на первый взгляд, судьи КС не оценили этого риторического приема.
Попутно отметим, что провозглашение постановления в Хэллоуин не предвещало ничего хорошего и вносило некий символизм.
Результат оказался намного более радикальным, чем можно было бы ожидать даже записным пессимистам. КС РФ не только изменил свою ранее занятую позицию по данному вопросу, но сделал намного более далеко идущие выводы.
Начал он аксиоматичного утверждения, что «коррупция – особенно опасное социальное явление. Она разрушает и угнетает сферу реализации публичной власти, расшатывает ее легитимность, подрывает веру граждан в законность и является существенным препятствием для развития страны. Это тем более актуально для России, социально-экономическая, политическая и правовая системы которой прошли с начала 90-х годов прошлого века сложнейший период трансформации. Государство, таким образом, обязано противодействовать коррупции, принимать достаточные и эффективные меры, которые делали бы попытку незаконного обогащения бессмысленной и бесперспективной, предотвращали бы риски неправомерного влияния, сращивания власти, бизнеса и криминала».
Со сказанным невозможно спорить, но КС как будто не заметил доводов, выраженных многими выступающими, что эффективная борьба с этим ужасным явлением прежде всего предполагает его своевременность. Т.е. любое «сдвижение вправо», отсрочка этой борьбы делает ее неэффективной, запоздалой, слепой и не достигающей своей цели. Неотвратимость имплицитно предполагает незамедлительность, максимально краткие сроки реакции, а борьба с коррупцией, которая свершилась (или нет) 20-30 лет назад, это все что угодно, только не демонстрация неотвратимости для нарушителей и значимости для государства. Как каждый из нас отнесется к тому, что, например, в МФЦ нам скажут, что «мы незамедлительно выдадим вам паспорт, приходите через 5 лет»?! Скорее всего догадаемся, что над нами просто издеваются.
Обращает на себя особое внимание ссылка на «начало 90-х годов», как будто с этого момента не прошло более 30 лет счастья и благоденствия, или это было указано для того, чтобы подтвердить, что мы ничего не забыли и должны искоренять коррупцию прежде всего начала 90-х годов. Благо это сделать совсем не трудно. «Иных уж нет, а те далече».
Далее КС выразил более чем спорную сентенцию: «Исковая давность позволяет одной из сторон блокировать судебное разрешение спора по существу, если другая сторона обратилась за защитой своих прав спустя значительное время после того, как узнала об их нарушении. Однако данный институт ориентирован на применение к частноправовым отношениям, основанным, в числе прочего, на равенстве и автономии воли их участников. В случае же обращения в доход РФ имущества, приобретенного вследствие нарушения антикоррупционных требований, нельзя говорить о защите субъективного гражданского права в том значении, в котором это понятие используется в законодательстве».
Прежде всего очевидно, что сроки, вне зависимости от того к каким правоотношениям они относятся: частным и публичным, имеют правовое значение сами по себе. Более того, КС сам десятки, если не сотни раз об этом вполне справедливо писал. Право не существует абстрактно во вневременном пространстве. Время, сроки объективно существуют и даже КС над ним власти не имеет, более того, время нельзя просто проигнорировать. По прошествии определенного времени само по себе их истечение приводит к необратимым изменениям и невозможности возвратится к ним, игнорируя их истечение. Это релевантно для всех отраслей права: от уголовного до гражданского, от конституционного до муниципального.
Но эти сроки позволяют не блокировать судебное разрешение спора, а констатируют, что правосудие не может быть бесконечным, по той простой причине, что «ничто не вечно под луной».
КС продолжает так: «При этом достаточно непродолжительные сроки исковой давности могли бы препятствовать достижению неотвратимости неблагоприятных последствий для коррупционера, т.к. они не гарантируют учета возможности его противодействия установлению оснований для подачи антикоррупционного иска и его подаче. Лица, совершающие коррупционные деяния, предпринимают меры по сокрытию от контролирующих органов как самих нарушений, так и приобретенного путем их совершения имущества. Они препятствуют проведению проверочных мероприятий и используют для этого властные полномочия, должностные иммунитеты и влияние на деятельность государственных институтов или их должностных лиц (коррупционные связи). Недобросовестное поведение лица, совершившего деяния коррупционной направленности, должно лишать это лицо оснований рассчитывать на институт давности как средство защиты противоречащих основам правопорядка интересов».
Конечно время эта субстанция насколько объективно существующая, настолько и относительная. На девятом десятке человек скорее всего 3 и 10 лет воспринимает лишь как одно мгновение, но с высоты нашего возраста их вряд ли можно назвать непродолжительными, не говоря о том, что в деле, которое послужило основанием для запроса в КС, речь идет о событиях почти 20-летней давности. Кроме того, сказанное КС поражает констатацией заведомого бессилия государства со всей его разветвленной правоохранительной системы перед чиновниками разных уровней, начиная с муниципалитетов и школьных учителей.
Если все сказанное КС верно, то может просто стоит что-то «в консерватории подправить» и создать такую систему борьбы с коррупцией (этим ужасным злом, которое проникло на все этажи госвласти), которая не потребует десятилетий для выявления и пресечения этих вызывающе кричащих и общеизвестных фактов. Каждый обыватель в городе знает, что мэр «ворует» и живет не по средствам, а правоохранители почему то не в курсе. Т.е. может не сроки двигать, а эффективность борьбы увеличить?!
Следующий вывод еще более обескураживает: «Исковая давность может восприниматься гражданами как отказ государства от защиты конституционного строя и демократии по истечении некоторого времени и освобождение коррупционера от последствий с сохранением его имущественного положения. Это фактически реабилитирует неправомерно нажитый капитал и приводит к поощрению коррупции, подрывает веру граждан в законность, добро и справедливость, идет вразрез с целями стабилизации гражданского оборота и защиты прав и интересов его участников.»
Граждане конечно могут воспринять нынешнее положение вещей как отказ государства от защиты конституционного строя, но не из-за применения исковой давности, а из-за самого факта того, что привлекают к ответственности не действующих, а бывших чиновников, и не тогда, когда они злоупотребляя властью совершают коррупционные преступления, а спустя десятилетия после этого, когда половина населения уже даже забыла об их существовании и наличии у них когда то в прошлом власти, особенно в том случае, когда пришедшие на их место чиновники только увеличивают объемы мздоимства и лихоимства.
Следующее суждение КС безусловно правильно и справедливо, но невыполнимо, с учетом сказанного выше: «Во всяком случае обращение в доход государства имущества не должно применяться в отношении третьих лиц, не участвовавших в организации коррупционных схем, но вступавших в правоотношения с коррупционером и с подконтрольными ему или связанными с ним лицами, и не знавших об источнике происхождения такого имущества. Этим обеспечиваются интересы добросовестных участников гражданского оборота, соблюдается баланс частных и публичных интересов».
Как же оно не будет применяться, если в деле, послужившем основанием для запроса в КС, привлечены ответчиками (следовательно у них конфискуется имущество) десятков физических и юридических лиц, которые в момент предполагаемого коррупционного преступления еще даже не существовали или даже не родились. Но кого это интересует?! Такая же ситуация в десятках других исков Генеральной прокуратуры. Тем более КС как будто бы не замечает, что на практике в судах по подобной категории дел доказывание носит бесконечно упрощенный характер. По сути ГП ничего не доказывает, она лишь указывает перечень имущества и лицо (бывший чиновник), которое якобы (в большинстве случаев даже нет приговоров по уголовным делам) обратили это имущество в свою пользу незаконно, а далее запустили в гражданский оборот. Добросовестность приобретателей вообще не исследуется. Мне неизвестен ни один случай отказа в иске к ответчику, который обосновал, что имущество приобретено им легально и никакого отношения к бывшему чиновнику он не имеет. Можно конечно предположить, что ГП никогда не ошибается, а все ответчики сплетены единой паутиной преступного умысла, но здравый смысл подсказывает, что за 20 лет имущество «расползается как тараканы», особенно когда первичный «собственник» догадывается, что оно находится у него незаконно.
В завершении КС сформулировал следующий вывод: «Оценивая возможное влияние того или иного решения по рассматриваемому вопросу на баланс конституционных ценностей, КС РФ пришел к выводу, что больший вред этим ценностям будет причинен при допущении применения к антикоррупционным искам исковой давности, как она в настоящее время урегулирована оспариваемыми законоположениями, без учета особенностей антикоррупционных исков. Констатация того, что в системе действующего правового регулирования исковая давность не подлежит применению к таким искам, в большей степени согласуется с указанным балансом. Таким образом, оспариваемые нормы не соответствуют Конституции РФ в той мере, в какой судебное толкование позволяет применять установленные сроки исковой давности к требованиям уполномоченных прокуроров об обращении коррупционного имущества в доход государства».
Что тут можно сказать?! Баланс вещь очень тонкая, почти иллюзорная и точно субъективная, вкусовая. Как известно, de gustibus non est disputandum.
Что касается будущего и законодателя, то КС дал следующий очень прозрачный намек: «при признании нынешнего положения дел – отсутствия таких сроков – адекватно отражающим в конкретно-исторических условиях общественные потребности федеральный законодатель вправе воздержаться от внесения каких-либо изменений в правовое регулирование. Однако при установлении соответствующих сроков законодателю необходимо учитывать позицию Суда: такой срок должен существенно превышать уже установленные (3 и 10 лет), необходимо предусмотреть специальные правила их течения, возможно сочетание различных правовых инструментов. Не должно допускаться включение в такой срок, если он будет предусмотрен, периода противодействия ответчика выявлению обстоятельств противоправного обогащения или формированию доказательств для обращения в суд».
Иначе говоря, КС предложил законодателю ничего не менять вообще, но если инстинкты (в том числе правовые) вызовут непреодолимое желание таковые сроки установить, то надо не только их сделать существенной большими, чем 10 лет (это сколько? 20, 30, 50 лет?!), но и этого недостаточно. По мнению КС, надо предусмотреть такие правила исчисления и включить такие «правовые инструменты», которые не позволят плохим людям их применить в реальном кейсе. Сроки Шредингера, они как бы есть, но они никогда не могут истечь, потому что коррупция — это страшное зло и возмездие должно существовать бессрочно.
Единственное, казалось бы, что могло порадовать сегодня, это вывод КС о неприменении сроков давности только в отношении антикоррупционных исков прокуратуры. Он не распространяется на решение вопроса о применимости или неприменимости исковой давности к иным искам прокуроров, направленным на передачу имущества публично-правовым образованиям или признание их права на имущество, в том числе основанным на нарушении порядка приватизации. Правда здорово!
