По любезному разрешению редакции журнала размещаю здесь свою статью (версия до редакторской правки).
Будылин С. Крэмдаун приходит в Россию // Юридическая работа в кредитной организации. 2025. № 1. С. 6-16.
***
В конце 2024 года Верховный Суд выпустил определение по делу о банкротстве Захаровой1, в котором указал на возможность введения судом процедуры реабилитации в банкротстве гражданина даже вопреки воле его кредиторов, жаждущих реализации имущества должника.
Такой принудительный – по отношению к кредиторам – переход от ликвидационной процедуры к реабилитационной часто обозначают английским термином «крэмдаун» (cramdown). В определении ВС для его обозначения предложено русское выражение «судебное преодоление».
Тема эта довольно неоднозначна, там есть свои «за» и «против». Особенно когда речь идет о банкротстве юридического лица, а не физического. Попытаемся в этом разобраться.
Прежде всего – «матчасть» (кто в курсе, может пропустить).
Согласно Закону о банкротстве, для граждан процедурой по умолчанию является реструктуризация долгов (это реабилитационная процедура, то есть направленная на восстановление платежеспособности должника). Но если собрание кредиторов не одобрит предложенный гражданином план реструктуризации, суд признает гражданина банкротом и вводит процедуру реализации имущества гражданина (ликвидационную, то есть направленную на распродажу имущества должника в интересах кредиторов)2.
Специальные права есть у залоговых кредиторов. Условия, касающиеся погашения их требований, должны содержаться в плане реструктуризации и «должны быть одобрены залоговым кредитором»3 (надо понимать, каждым из таковых).
Из общего правила предусмотрено важное исключение: согласно закону, арбитражный суд «вправе» утвердить план реструктуризации даже вопреки воле кредиторов при выполнении определенных условий4. Суть условий в общих чертах сводится к тому, что (по заключению суда) при реструктуризации кредиторы должны получить «существенно больше», чем при немедленной реализации имущества, а залоговые кредиторы – оказаться «полностью» удовлетворенными.
Что касается юридических лиц, для них закон предусматривает целый спектр реабилитационных процедур (наблюдение, финансовое оздоровление, внешнее управление). Плюс еще мировое соглашение, если его тоже считать «процедурой» (как это написано в законе). Увы, на практике реабилитация юридических лиц редко оказывается эффективной, и почти всегда дело все же кончается ликвидационной процедурой (конкурсом)5.
В отличие от правил для физических лиц, правила для юридических лиц предоставляют кредиторам безоговорочное право на ключевые решения, касающиеся выбора процедуры. Так, согласно закону, по окончании наблюдения суд переходит либо к одной из других реабилитационных процедур, либо к конкурсу «на основании решения первого собрания кредиторов»6.
Некоторые ведущие специалисты по банкротству давно уже настаивают на необходимости введения возможности «крэмдауна» в отношении и юридических лиц тоже7, но пока что в законе ничего такого нет.
А теперь – о фактах и процессуальной истории разрешенного ВС дела.
Гражданка З. оказалась не в состоянии своевременно рассчитаться по своим долгам. Долгов у нее было примерно на 11 млн рублей, а денег – всего 1 млн (правда, была еще заложенная по долгам недвижимость). Была введена процедура банкротства – реструктуризация долгов гражданина.
Тут на помощь должнице пришел дружественный кредитор, который не только отказался от своего требования (всего лишь на 0,1 млн), но и внес на депозит суда 6 млн для расчета с другими кредиторами. Оставалось еще два залоговых кредитора. Должница добавила свой 1 млн, и в результате оказалось, что 60% требований можно погасить сразу же.
Что касается остальных 40%, должница представила план реструктуризации, в соответствии с которым остаток долгов погашался равными платежами в течение 36 месяцев, в основном за счет сдачи в аренду принадлежащих должнице объектов недвижимости. Собрание кредиторов этот план не одобряло – но, как явствует из судебных актов, один из двух оставшихся кредиторов (с требованием на 6 млн) был за, а другой (с требованием на 5 млн) – против. (Оба кредитора залоговые.)
Суд первой инстанции утвердил план реструктуризации, сочтя план экономически вполне исполнимым и сославшись на норму о «крэмдауне»8.
Однако одному из залоговых кредиторов (с требованием на 5 млн) категорически не понравилась идея с трехлетней рассрочкой. Он заметил, что стоимость имущества должницы значительно превышает сумму включенных в реестр требований. А раз так, никакая рассрочка тут не нужна: следует просто продать недвижимость и погасить долги. Кредитор потребовал введения процедуры реализации имущества. Должница возражала, ссылаясь, помимо прочего, на то, что одним из предметов залога является ее единственное жилье (квартира стоимостью 10 млн).
Первые две инстанции поддержали должницу, третья – кредитора. Дело дошло до Верховного Суда.
Коллегия ВС не согласилась с судом округа. Ее определение занимает 8 страниц.
После изложения сути спора Коллегия предлагает читателю небольшую лекцию по основам банкротного права. Она вкратце рассказывает о реабилитационных и ликвидационных процедурах, после чего сообщает, что «[о]течественное законодательство о банкротстве в интерпретации, придаваемой ему судебной практикой, основывается на принципе предпочтительного проведения реабилитационных процедур». В подтверждение этого тезиса Коллегия ссылается на свое же определение9 от 2023 года. (Это определение относилось к банкротству юридического лица; ВС признал необоснованным утверждение судом мирового соглашения, «имеюще[го] по существу ликвидационную направленность».) Однако, как подчеркивает Коллегия, при реабилитации кредиторы не должны оказаться в худшем положении, чем при ликвидации10.
«Это означает, во-первых, что в ситуации неопределенности относительно дальнейшего хода дела о банкротстве должна презюмироваться необходимость выбора реабилитационной процедуры; во-вторых, результат этой процедуры должен способствовать сохранению платежеспособности должника, значительной части его имущества, продолжения им экономической деятельности и т. д.
Одним из ключевых условий выбора такой процедуры является то, что реализация любого реабилитационного плана в деле о банкротстве не должна ухудшать положение возражавших против его утверждения кредиторов по сравнению с тем, как если бы имущество должника продавалось в ликвидационной процедуре (принцип реабилитационного паритета).»
Что касается физических лиц, идея реструктуризации долгов гражданина «заключается в предоставлении добросовестному должнику возможности погасить и, соответственно, кредиторам получить удовлетворение своих требований».
По общему правилу план реструктуризации одобряется большинством голосов на собрании кредиторов. Но в принципе суд может одобрить план и без согласия кредиторов.
«В то же время положения пункта 4 статьи 213.17 Закона о банкротстве, основываясь на имеющихся у арбитражного суда дискреционных полномочиях по управлению банкротным процессом, предоставляют ему право утвердить экономически обоснованный план выхода из кризиса независимо от согласия большинства кредиторов (в том числе залоговых кредиторов), фактически преодолев их решение (далее – судебное преодоление).»
Коллегия подчеркивает, что «[к]лючевым условием применения этого механизма является соблюдение принципа реабилитационного паритета, то есть неухудшения положения кредиторов по сравнению с итогами ликвидационной процедуры». Помимо этого, учитываются и другие факторы.
«В рамках судебного преодоления во внимание (помимо соблюдения реабилитационного паритета) могут быть приняты и другие социально-значимые факторы, подтверждающие приоритетность реабилитационной процедуры: сохранение жилья за должником и членами его семьи, сохранение имущественного комплекса должника, сохранение действующего производственного объекта с коллективом работников (и соответственно сохранение рабочих мест) и т. д.»
Что касается возражений кредиторов, суд может отклонить их со ссылкой на злоупотребление правом. (Хотя, добавлю от себя, ни на какое злоупотребление можно и не ссылаться, раз уж решение вопроса и так отдано законом на усмотрение суда.)
В данном случае план реструктуризации выглядит вполне благоприятным для кредиторов: долги в итоге погашаются полностью, причем 60% долга выплачивается немедленно. Экономическая обоснованность плана сомнению никем не подвергалась. Вывод Коллегии – суды первых двух инстанций правильно сделали, что утвердили план реструктуризации, несмотря на отсутствие одобрения со стороны кредиторов. Тем более, что мажоритарный кредитор вообще-то был за утверждение.
Что касается недовольного миноритарного кредитора, план предполагал полное погашение его залогового требования (хотя и с рассрочкой), то есть «не ухудшал его положение по сравнению с ликвидационной процедурой, отвечая принципу реабилитационного паритета».
А к тому же в данном случае заложенная квартира была единственным жильем! Несомненно, этот фактор должен играть роль при принятии судом его дискреционного решения – хотя в принципе даже единственное жилье можно отобрать у должника, если оно заложено.
«Положительный исход процедуры реструктуризации долгов имеет больший эффект социальной реабилитации гражданина по сравнению с процедурой реализации имущества, тем более что в рассматриваемом случае в залоге у общества УК «Красные ворота» находилось единственное жилье должника. В связи с этим гражданин, добросовестно стремящийся к исполнению обязательств перед кредиторами, но при этом нуждающийся в использовании механизма судебного преодоления, вправе рассчитывать на получение возможности использования именно наиболее лояльной с точки зрения последствий для него процедуры реструктуризации.»
Вывод Коллегии: суд округа допустил ряд ошибок в вопросах права. Коллегия отменила его постановление, оставив в силе акты первых двух инстанций (утвердивших план реструктуризации). Таким образом, должница осталась при своей единственной квартире и получила право на трехлетнюю рассрочку долгов.
Справедливость решения Коллегии не вызывает особых сомнений.
Условия плана реструктуризации выглядят довольно благоприятными для кредиторов. Если этот план реально исполним (а именно к такому выводу пришли суды двух первых инстанций), то отнимать у должницы ее единственное жилье кажется необоснованной жестокостью.
Конечно, можно понять и кредитора, который желает получить все и сразу. Но ведь на другой чаше весов легитимные интересы должницы – прежде всего, ее конституционное право на жилье, которое тоже заслуживает всяческого уважения.
Закон прямо предоставляет суду возможность одобрить план реструктуризации своим дискреционным решением даже вопреки воле кредиторов. Кажется очевидным, что суды первых двух инстанций не злоупотребили своей дискрецией, а, напротив, приняли вполне сбалансированное решение, одобрив представленный должницей план.
Дискуссионным выглядит не исход этого дела и даже не позиция Коллегии по узкому вопросу о «крэмдауне» в банкротстве физического лица. Вопросы могут вызвать весьма общие формулировки тезисов Коллегии, которые вроде бы намекают нам, что тот же подход возможен и в банкротстве юридических лиц. А это уже гораздо более спорная тема!
Когда Коллегия говорит о том, что отечественное банкротное право «основывается на принципе предпочтительного проведения реабилитационных процедур», она не проводит разграничения между банкротством физических и юридических лиц. Напротив, Коллегия ссылается на дело о банкротстве юридического лица (где ВС отказал в утверждении мирового соглашения, имеющего «по существу ликвидационную направленность»). Более того, многие тезисы, содержащиеся в обсуждаемом определении, дословно скопированы из того определения от 2023 года11.
Да, закон не предусматривает прямо возможности «крэмдауна» в банкротстве юридического лица. Однако Коллегия в качестве одного из аргументов приводит ссылку на «злоупотребление правом» со стороны кредитора, не желающего одобрить план реструктуризации. Как известно, ссылка на злоупотребление правом дает возможность отказать лицу в судебной защите – иначе говоря, разрешить дело вопреки букве закона во имя справедливости.
Применительно к интересующей нас ситуации, не означает ли это, что суд может отказать кредиторам в переходе к конкурсу даже вопреки норме закона, если сочтет их требование «злоупотреблением»? То есть совершить «крэмдаун» даже в банкротстве юридического лица?
Ничего такого в определении ВС прямо не говорится. Но при желании (а у многих оно есть) нечто подобное из него можно вычитать. Строго говоря, дело относится лишь к банкротству физического лица, так что все прочее – это не более чем «замечания между делом» (obiter dicta). Но, возможно, эти тезисы можно рассматривать как признак того, в каком направлении развивается мысль судей ВС в вопросе о «крэмдауне».
Банкротство граждан – это важно и и интересно, но все же, по-видимому, наибольший интерес как для экономики, так и для практикующих юристов, представляет банкротство юридических лиц. У него есть свои особенности. Так, тема единственного жилья там по понятным причинам не актуальна, но зато возникают другие темы: ответственность руководства должника, социальные последствия банкротства крупных предприятий и т. п.
С «крэмдауном» в банкротстве юридического лица у одних юристов связаны большие надежды, а у других – мрачные предчувствия. Естественно, надежды в основном у тех, кто представляет должников, а предчувствия – у тех, кто представляет кредиторов.
Как правило, должник (юридическое лицо) и его руководство очень заинтересованы в том, чтобы максимально отсрочить ликвидацию должника, добиться скидок и рассрочек и, если повезет, выпутаться из долгов. Кредиторы же обычно ждать ничего не хотят, а желают как можно скорее распродать активы должника, по возможности вытрясти что-то из руководства должника – в общем, побыстрее получить то, что можно получить, и забыть всю эту историю как страшный сон.
Может показаться, что для правопорядка самый правильный ход – поддержать в этом вопросе должника. Ведь при ликвидации действующего предприятия уничтожается нечто, хотя и нематериальное, но порой исключительно ценное: бизнес на ходу, включая установившиеся отношения с работниками, клиентами и контрагентами. Эту неосязаемую ценность именуют труднопереводимым английским термином «гудвил» (goodwill). И если предприятие восстановит свою платежеспособность, значит, уничтожения этой ценности удалось избежать. А от этого будет хорошо всему обществу!
Именно на этой идее основано современное банкротное законодательство многих развитых стран, предоставляющее приоритет реабилитационным процедурам по сравнению с ликвидационными. Особенно этим славятся США. Когда вы видите в СМИ громкий заголовок «Корпорация X подала на банкротство по главе 11», это обычно означает, что корпорация как работала, так и продолжает работать – просто она получила временную защиту от требований кредиторов в рамках реабилитационной процедуры, предусмотренной главой 11 Банкротного кодекса США. Такую защиту получить очень просто, а руководство корпорации при этом обычно остается на своих местах.
Однако тут очень важно не перегнуть палку. Если в итоге реабилитационных процедур платежеспособность компании восстановлена не будет, значит все было зря. Компанию все-таки придется ликвидировать – после многолетних усилий, денежных вливаний и уступок со стороны кредиторов. Очень может быть, что за это время будут растрачены и те активы, которые еще оставались у компании в начале процедуры, и которые можно было бы сразу же выгодно продать в интересах кредиторов.
И тогда итоговым результатом неудавшейся реабилитационной процедуры для общества будет чистый минус, а вовсе не плюс!
Как же отличить ситуацию, когда имеет смысл заниматься реабилитацией неплатежеспособного бизнеса, от ситуации, когда этот бизнес уже пора ликвидировать? Быть может, это и есть самый сложный вопрос современного банкротного права. К его решению возможны два принципиально разных подхода.
Согласно первому подходу, решение о выборе процедуры должны принять кредиторы на основании своего делового суждения. Согласно второму, это решение должен принять суд, взвесив экономические, социальные и политико-правовые соображения. У каждого из подходов есть свои плюсы и минусы.
Плюс первого подхода состоит в том, что именно у кредиторов обычно имеется опыт коммерческой деятельности, позволяющий им по существу оценить реалистичность плана реструктуризации долгов. Особенно когда речь идет об институциональных кредиторах, таких как банки. И кто больше самих кредиторов заинтересован в восстановлении платежеспособности должника? Ведь тогда кредиторы, скорее всего, получат больше, чем при его немедленной ликвидации.
Минус тут в том, что кредиторы, будучи экономически рациональными субъектами, заботятся исключительно о своей выгоде – и, разумеется, имеют на это полное право, коль скоро иное не предусмотрено законом. Более далеко идущие результаты своих действий они уже не учитывают. А ведь помимо уничтожения вышеупомянутого «гудвила», возможны и весьма печальные социальные последствия ликвидации неплатежеспособного предприятия. Например, если это градообразующее предприятие, то без средств к существованию может оказаться целый город. Между тем в расчеты кредиторов страдания горожан вряд ли войдут!
И наоборот, плюс второго подхода – то есть интересующего нас «крэмдауна» – в том, что суд может принять в расчет в том числе и те экономически и социально значимые факторы, что не входят в сферу внимания кредиторов. Суд поправит близорукого кредитора, думающего лишь о сиюминутной выгоде. Тогда и «гудвил» будет сохранен, и несчастные горожане спасены – а, возможно, и сам кредитор получит больше по итогам реабилитации должника.
Минус же «крэмдауна» в том, что суд очень легко может ошибиться в расчетах, переоценив вес социальных факторов и недооценив вес чисто экономических. Ведь судья, скорее всего, ни дня в своей жизни не занимался коммерцией. Как же он узнает, действительно ли план реабилитации реалистичен, или авторы плана морочат ему голову? Есть, конечно, эксперты, но ведь два эксперта – три мнения. И если судья ошибется, то оставшиеся активы должника могут быть бездарно растрачены или просто растащены в ходе псевдореабилитации, а кредиторам не достанется ничего.
Конечно, могут ошибиться и кредиторы, но все же у них опыта в бизнесе обычно побольше. К тому же за свое решение они отвечают своими собственными деньгами, а судья – ничем. Ему даже на вид не поставят, когда «крэмдаун» окончится пшиком. Ну не смог должник восстановить платежеспособность, бывает. Судья-то тут при чем?
Так что с «крэмдауном» не все так просто. Для определенных ситуаций это важный и ценный инструмент, но все же представляется, что и воля кредиторов не должна оставаться без внимания. А в большинстве случаев – должна быть в приоритете.
Итак, в деле Захаровой Верховный Суд объявил о приоритетности реабилитационных процедур в банкротстве и подчеркнул, что, согласно прямому указанию закона, в банкротстве физического лица суд может предоставить должнику возможность реабилитации даже вопреки желанию кредиторов.
В данном случае ВС счел вполне обоснованным решение суда первой инстанции предоставить должнице трехлетнюю рассрочку на выплату 40% долга – особенно с учетом того, что в противном случае пришлось бы отобрать у нее ее единственное жилье.
Корректность этого решения на фактах данного дела не вызывает сомнения. Связанные же с этим решением надежды и опасения связны прежде всего с возможностью распространения высказанных там тезисов и на банкротство юридических лиц.
Пока что закон не предусматривает «крэмдауна» в банкротстве юридического лица, но не захочет ли ВС ввести радикально новую норму банкротного права без участия законодателя? Подобных примеров судебного правотворчества ВС уже немало. (Впрочем, именно в данном деле все было решено прямо по букве закона.)
В банкротстве юридических лиц не играют роли такие соображения, как конституционное право должника-гражданина на жилье. Там выбор оптимальной процедуры – реабилитация или ликвидация – в большинстве случаев является чисто экономической задачей.
И поскольку основными заинтересованными лицами в банкротстве предприятия являются его кредиторы, логично именно на них возложить решение этой задачи. Тем более, что опыта в коммерции у них наверняка больше чем у судьи.
Кредиторы ведь обычно не дураки. Если они увидят, что в результате реабилитации они действительно получат «существенно больше» (как написано в законе) денег, чем при ликвидации, они с удовольствием выберут реабилитацию! (Много ли окажется таких случаев – другой вопрос.)
Исключением являются случаи, когда серьезно затронуты интересы третьих лиц или общества в целом (например, в банкротстве градообразующего предприятия). Тогда решение стоит доверить судье. Но и тут важно не переборщить: ведь решение социальных проблем – это задача скорее государства, чем ни в чем не повинных кредиторов несостоятельного должника.
Для лучшего понимания общей ситуации стоит добавить, что (по статистике для юридических лиц) более чем в половине банкротств кредиторы получают ровно ноль рублей и ноль копеек, а в среднем процент погашения требований не превышает 10%. Так, в первой половине 2024 года было 9,1% – и это еще неплохо, обычно бывает меньше12.
Иначе говоря, в среднем у должника на каждый рубль долгов имеется не более чем на 10 копеек активов. Понятно, что у подавляющего большинства должников при столь провальных финансовых показателях нет ровно никаких шансов на реабилитацию (разве что кредиторы простят все долги). Если же, не дай бог, суды начнут щедро вводить «крэмдаун» для таких должников, это будет означать, что кредиторы, скорее всего, не получат и упомянутых десяти копеек – но и платежеспособность должника восстановить вряд ли удастся.
Не случайно действующее российское законодательство, касающееся банкротства юридических лиц, в выборе процедуры традиционно ставит во главу угла решение кредиторов. Думается, что в этом вопросе отход от воли кредиторов, если его и следует допускать, должен быть скорее редким исключением, чем правилом.
Во всяком случае, пока у нас не будет оснований полагать, что судья в вопросе выбора процедуры способен взвесить все «за» и «против» с большей эффективностью, чем кредиторы должника. Ведь если навязанная судом реабилитационная процедура сведется к разбазариванию денег кредиторов в течение нескольких лет, а потом предприятие все равно лопнет, то значит, и огород городить не стоило…
***
1Определение СКЭС ВС РФ от 23.12.2024 № № 305-ЭС24-11965 по делу № А41-71214/2020.
2Ст. 213.24 Закона о банкротстве.
3П. 3 ст. 213.10 Закона о банкротстве.
4П. 4 ст. 213.17 Закона о банкротстве.
5См., например: Смирных А. Реабилитация в банкротстве: иллюзии и реальность // Право.ру. 2023. https://pravo.ru/opinion/249763/.
6П. 1 ст. 75 Закона о банкротстве.
7См., например: «Нужно преодолеть правило классического конкурса – кредиторы решают все». [Интервью с Олегом Зайцевым.] // Legal Insight. 2016. https://legalinsight.ru/interview/nujno-preodolet-pravilo-klassicheskogo-konkursa-kreditory-reshayut-vse/.
8П. 4 ст. 213.17 Закона о банкротстве.
9Определение СКЭС ВС РФ от 21.09.2023 № 308-ЭС20-3526 (9, 10, 12-14).
10П. 18 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 20.12.2005 № 97 ; Определение СКЭС ВС РФ от 25.05.2020 № 305-ЭС15-11067.
11Определение СКЭС ВС РФ от 21.09.2023 № 308-ЭС20-3526 (9, 10, 12-14).
12Банкротство в России. Статистический бюллетень Федресурса. Итоги I полугодия 2024 года. https://download.fedresurs.ru/news/Статистический%20бюллетень%20банкротство%20янв-июн%202024%20Федресурс.pdf.
