Пока в законодательстве нет понятия электронного доказательства, суды по-разному оценивают цифровые данные: кто-то принимает скриншоты, кто-то требует нотариальное удостоверение или назначает экспертизу, а кто-то вовсе отказывает в их принятии.
Это создает неопределенность, повышает издержки сторон и снижает доверие к процессу, считает Управляющий партнер АБ «Бартолиус» Тахмина Арабова.
Несмотря на то, что правосудие само постепенно цифровизируется, можно подавать документы в суд в электронном виде, участвовать в судебных заседаниях онлайн, получать судебные акты в электронном виде и отслеживать движение дела на сайте суда, сфера цифровых доказательств остается серой зоной, которая так и не получила надлежащего регулирования. В действующих процессуальных кодексах нет такого понятия, как электронное доказательство. И если раньше вопрос был актуален в основном для споров в сфере интеллектуальной собственности, то сейчас это отраслевое ограничение стерлось.
При возникновении конфликтов, когда одна из сторон обращается в суд, возникает резонный вопрос: как быть, если все существует в виде электронных сообщений, смс, писем, пуш-уведомлений или записей в личных кабинетах? Никаких оригинальных привычных бумажных документов нет. Достаточно ли просто сделать скриншоты и поверит ли им суд?
Суды по-прежнему воспринимают доказательства в основном в аналоговой форме через перенос на бумагу — нельзя перекинуть судье имейл или сообщение либо дать доступ в свой личный кабинет на той или иной платформе, чтобы он убедился в чем-то, что там отображено. Все нужно распечатать и лишь в таком виде представить в суд. Как нетрудно догадаться, подобное перемещение информации создает риски искажения. Представление файла на электронном носителе возможно, но, будучи снятым с исходного носителя, он мог быть подвергнут изменению, что суд самостоятельно проверить не сможет или не захочет. Кроме того, прочтение файлов может требовать специального программного обеспечения, которым суды не укомплектованы и пользоваться которым не умеют. Таким образом, непосредственное исследование файла (а принцип непосредственности является одним из важнейших в оценке доказательств) не происходит.
В нашей практике было дело о взыскании убытков, якобы вызванных неправомерной продажей облигаций в ходе биржевых торгов. Позиция истца, объем его обязательств и имеющиеся у него активы необходимо было исследовать с точностью до секунды, все записи имелись только в специальной программе инфраструктурной компании. В суд были представлены торговые отчеты, специально для этого сформированные, поскольку возможности изучать записи в электронном виде у суда не имелось.
В результате суд оказался лишен возможности исследовать электронные данные напрямую. Он не имел доступа ни к метаданным, ни к полной хронологии событий, ни к контексту записей — все это было заранее отфильтровано и представлено в виде статичных отчетов, сформированных стороной по делу. Вместо исследования исходных данных суд фактически анализировал их производную интерпретацию, что снизило качество доказательственной оценки.
При этом в действующих российских процессуальных кодексах нормы о правилах представления, исследования и оценки доказательств сформулированы довольно универсально, что позволяет в полной мере применять их к электронным доказательствам. Но, с другой стороны, цифровые данные все-таки обладают рядом особенностей, отличающих их от традиционных доказательств. Помимо уже указанной проблемы с непосредственным исследованием, есть еще и вопрос проверки достоверности. Главным критерием достоверности доказательств является целостность, которая устанавливается по целому набору методов: как данные изымались, есть ли исходный носитель, есть ли цифровая подпись, можно ли сравнить с резервной копией и т. д.
Одним из способов решить эту проблему, хотя и довольно дорогим и трудозатратным, является нотариальная фиксация. Так, весьма распространен нотариальный осмотр личных кабинетов сейлеров на маркетплейсах. Все взаимодействие между сейлером и маркетплейсом происходит электронно, и при возникновении конфликта доказательства, например, объема остатков, их цены — все содержится в электронных документах, обмен которыми происходит через личный кабинет сейлера.
В Китае, к примеру, существует сервис электронной почты, к которому подключена нотариальная контора. Имея доступ к базе данных, нотариус может в любое время сохранить необходимую переписку, удостоверив ее соответствие электронной.
Одной из разновидностей часто встречающихся электронных доказательств являются лог-файлы, представляющие собой своего рода журнал учета действий. Те, кто видел, как выглядит этот журнал, согласятся, что, не будучи программистом, достаточно сложно понять, что именно означают содержащиеся в нем записи. Необходимы интерпретация, расшифровка и базовые знания в понимании программирования. Обладают ли ими суды? Однозначно — нет.
Выходом из ситуации служит привлечение экспертов, которые исследуют непонятные судам материалы и могут извлечь из них нужную информацию и облечь ее в понятные слова и выражения. Ничего необычного в этом нет: назначение экспертизы — традиционная процедура, к которой прибегают суды, когда требуются специальные познания.
Однако привлечение нотариусов или экспертов не устраняет главной проблемы — отсутствия четкого процессуального режима. Пока в кодексах нет понятия электронного доказательства, суды по-разному оценивают цифровые данные: кто-то принимает скриншоты, кто-то требует нотариальное удостоверение или назначает экспертизу, а кто-то вовсе отказывает в их принятии. Это создает неопределенность, повышает издержки сторон и снижает доверие к процессу.
Если обратиться к мировому опыту, то в странах ЕС, например, регулирование электронных доказательств уже стало частью процессуального ландшафта. В регламенте eIDAS (EU Regulation No 910/2014) закреплены принципы юридической значимости электронных документов и подписей, а директивы ЕС устанавливают стандарты допустимости и достоверности цифровых доказательств. В отдельных странах, таких как Германия, Франция и Нидерланды, электронные данные признаются самостоятельным видом доказательств с четко прописанными правилами представления и оценки. Это позволяет судам использовать цифровые материалы без лишних посредников и не прибегая к формальному переводу в бумажную форму.
В Китае также существует нормативное регулирование правил сбора и исследования цифровых доказательств, нормы для уголовного судопроизводства появились в 2016 году, для гражданского — в 2019-м, а сама категория электронных данных как разновидности доказательств была закреплена в процессуальных кодексах еще ранее — в 2012 году. Нормативно установлены основные разновидности цифровых доказательств: публикации в Сети, информационные сообщения, регистрационная информация, электронные документы. Установлены правила проведения аутентификации — проверки подлинности. Например, презюмируется подлинность цифрового доказательства, если оно сохранено в архиве или если оно представлено или проверено нейтральной платформой.
Рано или поздно и российское законодательство, вероятно, будет дополнено нормами об электронных доказательствах. Еще в 2021 году в Госдуму был внесен законопроект, предусматривающий признание электронных дубликатов и замену бумажных документов их цифровыми копиями при соблюдении определенных условий. Он должен был стать важным шагом к легализации цифрового документооборота и повысить доверие к электронным материалам в суде. Однако за четыре года законопроект не дошел даже до второго чтения.
