Даже не сильно интересующийся деловыми новостями человек, наверняка слышал, что в последние годы участились случаи судебного изъятия крупных активов в пользу государства по искам прокуратуры. Генеральный прокурор отчитывается об изъятом имуществе на триллионы рублей, и предупреждает: исковая работа не только не ослабнет, но напротив, будет набирать обороты.
СМИ пестрят устрашающими и тревожными заголовками о волне национализации и деприватизации, неизбежно вызывая ассоциации с началом советской эпохи, когда курс на обобществление и огосударствление стал основой политики новой революционной власти. В настоящее время не наблюдается смены политического режима, экономической модели, основополагающих принципов права или конституционных положений.
Каким же образом при неизменности базовых ценностей возможно массовое перераспределение активов из частной собственности в пользу государства? За счет каких правовых механизмов это осуществляется и как это укладывается в систему координат правового государства?
Прежде всего стоит отметить, что главным добытчиком для государственной казны выступает прокуратура, которая традиционно сохраняет свой особый статус в системе правоохранительных органов, выходя за рамки роли блюстителя законности в уголовном процессе.
Во-вторых, как это ни удивительно, инструментарий «перераспределения» находится в сфере частного права – прокуроры предъявляют иски на основании норм гражданского законодательства.
Ни для кого не секрет, что многие из нынешних владельцев крупных активов имеют в анамнезе опыт государственной службы. И если раньше такой эпизод в биографии мог быть поводом родительской гордости и предметом зависти со стороны менее удачливых друзей и знакомых, то сегодня он воспринимается как своего рода «черная метка» – свидетельство принадлежности к группе риска.
Словно забросив все прочие дела, с усердием, достойным олимпийской награды, прокуроры составляют списки бывших депутатов, сенаторов, чиновников высшего звена и масти поменьше. Затем устанавливают, какие активы принадлежат этим бывшим служителям государства, и сопоставляют стоимость имущества с их официальными доходами на госслужбе. Если выясняется, что задекларированных доходов недостаточно для приобретения столь дорогого имущества, даже если это произошло 30 лет назад, актив истребуется в судебном порядке. Срабатывает презумпция – если бывший чиновник не в состоянии подтвердить законность источника средств, то предполагается, что актив был приобретен на коррупционные доходы, а значит, подлежит взысканию в пользу государства. Именно так произошло с бывшим министром Абызовым, с бывшим депутатом Маликом Гайсиным, с бывшим губернатором Мордовии и Самарской области Николаем Меркушкиным, бывшим губернатором Челябинской области Михаилом Юревичем, экс-губернатором Приморья Александром Хорошавиным и список этих «бывших» можно продолжать.
Еще одним относительно новым и стремительно набирающим популярность способом «восстановления» бюджетного баланса стало взыскание акций, долей или основных производственных средств предприятий стратегического значения в случаях, когда сделки с этими активами нарушают положения закона № 57-ФЗ. Примерами могут служить дела об изъятии складов компании Raven, аэропорта Домодедово. На практике это означает, что если среди собственников стратегического предприятия есть иностранное лицо, то такой факт – подобно эпизоду госслужбы в биографии – становится маркером риска и потенциального основания для перехода актива в госсобственность.
Для этого в упомянутом законе предусмотрена специальная норма, позволяющая взыскивать объект сделки в доход государства. Это противоречит общему правилу реституции – возврат сторон сделки в первоначальное положение и обмен полученного по ничтожной сделке. В данном случае объект возвращается не продавцу, а изымается в пользу государства, которое вклинивается в договорную программу, разрушая согласованную волю сторон и присваивая результат их сделки.
У описанных способов перераспределения активов есть много общего. Все они строятся по схожей логике: в качестве основания выделяется определенный формально законный факт – будь то прежняя госслужба или владение российскими активами иностранными лицами. Этот факт имеет высокую степень распространенности и одновременно сопряжен с чувствительными для общества и государства рисками: коррупция, причинение вреда экономике «недружественными» иностранцами. Это, в свою очередь, позволяет прокуратуре выстраивать благородную риторику о защите национальных интересов и восстановлении справедливости посредством изъятия активов у негодяев и проходимцев. На практике же все чаще это превращается в отъем эффективных, приносящих прибыль активов у российских бизнесменов, которые инвестировали в них деньги, энергию, время, создали рабочие места и наладили производство.
С юридической точки зрения, и антикоррупционные иски, и иски по закону № 57-ФЗ представляют собой конфискацию, которая напрямую не названа таковой в законе. Конфискация по своему карательному значению представляет собой меру уголовного наказания, то есть она назначается за правонарушения наиболее высокой общественной опасности. В системе права при производстве по уголовным делам действуют максимальные гарантии защиты прав тех лиц, в отношении которых ведется преследование, для уголовного процесса характерен самый строгий стандарт доказывания, который в принципе существует в судопроизводстве. Получается, что если бы конфискация активов производилась в том порядке, который соответствует карательному значению этой меры, то прокуратуре необходимо было бы выполнять повышенный стандарт доказывания, как коррупционного источника происхождения имущества, так и реального, а не гипотетического вредоносного влияния иностранного участника стратегического предприятия на безопасность и оборону российского государства.
Вместо этого изъятие происходит посредством иска в рамках гражданского процесса, преимущественно в судах общей юрисдикции (по антикоррупционным искам), да еще и с весьма вольным соблюдением процессуальных норм в зачастую безосновательно закрытых от публики судебных заседаниях. Состязательность, стандарты доказывания в гражданском процессе перестают работать при рассмотрении исков, которые предъявляет прокуратура, хотя формально эти фундаментальные ценности все еще провозглашены и, казалось бы, должны соблюдаться.
Имплементация конфискационных инструментов в гражданское законодательство влечет массу проблем, поскольку им крайне сложно ужиться с целым рядом институтов гражданского права. Так, например, приходится выдумывать новое прочтение правил о действии исковой давности, о действии закона во времени.
Конституционному Суду приходится выносить немыслимое число постановлений, поскольку всякий раз противоречия принципам гражданского права проявляются настолько ярко, что игнорировать это судебной системе становится невмоготу.
Все это позволяет рассматривать указанные способы передела активов не как меры восстановления справедливости и бюджетного баланса, а как правовые химеры – гибриды с карательным эффектом конфискации, замаскированные под гражданско-правовые иски.
Надо отметить, что химеры имеют тенденцию к размножению, появляются все новые и новые модели гибридов, которых порождают и которыми пользуются и другие государственные органы. Не так давно антимонопольный орган начал активно и на крупные суммы выдавать доходные предписания – меру, которая позволяет взыскивать в пользу государства доход, полученный от нарушения антимонопольного законодательства. Это взыскание вообще происходит в административном порядке, то есть без участия суда и соответствующих процессуальных гарантий, которые сопутствуют судопроизводству, без возможности учета смягчающих обстоятельств. Но самое главное – мера применяется произвольно, то есть при одних и тех же нарушениях, ее могут назначить, а могут и нет.
Безусловно, подобные юридические эксперименты имеют свою цену – прежде всего падает доверие к судебной системе, которая, к сожалению, оказывается не готовой отстаивать фундаментальные принципы частного права и базовые ценности гражданского процесса. На доверии к судебной власти построена вся правовая система: человек знает, что если в отношении него закон будет нарушен, то он может защитить свое право в суде, а не остаться один на один с произволом, знает об этом и нарушитель. Когда такого понимания, уверенности нет, то значение законов снижается, их становится гораздо проще игнорировать, обходить и нарушать. Стоит ли говорить о том, какие это имеет последствия для качества жизни в таком государстве и для его экономики.
