Вводимые ограничительные меры и их последствия по своему влиянию на российскую экономику можно сравнить с пандемией коронавируса. С ее началом возникло много вопросов о том, как влияют объективные проблемы на надлежащее исполнение гражданско-правовых обязательств.
С одной стороны, известный еще со времен римского права принцип «обязательство должно исполняться» не теряет полностью силы. С другой — очевидно, что гражданский оборот, а вместе с ним и государство не может не учитывать форс-мажор, то есть обстоятельства, которые ни от кого не зависят, носят непреодолимый и объективный характер.
Судебная система приняла «коронавирусный» вызов и в целом справилась с этой задачей, отделив зерна от плевел: в одних случаях предоставляя лицу возможность без негативных последствий не исполнять (исполнять с просрочкой) обязательства, а в других — не находя для этого оснований, так как лицо объективно не пострадало. Конечно, бывали ляпы, но самый главный риск — превращение исключения в правило — к счастью, не реализовался.
Спустя два года грянула специальная военная операция, а за ней — санкции. И теперь на той же базе, но с другой аргументацией некоторые недобросовестные лица пытаются не выполнять условия договоров. «Беспрецедентное время требует нетривиальных решений»,— говорят они, отказываясь исполнять обязательства перед иностранными компаниями, все равно из каких, «дружественных» или «недружественных», стран.
Разумеется, соблазн не платить по долгам велик и сладостен. В свете громких лозунгов, звучащих в контексте патриотизма и мщения, атака и на «правовой редут» была, по сути, неизбежна. Российское право и судебную систему снова проверяют на прочность. Пробным шаром стало дело о защите прав на изображение свинки Пеппы — кировский суд решил отказать истцу просто потому, что компания-правообладатель — английская. Это первое, но далеко не последнее подобное дело. Пример оказался не менее заразным, чем коронавирусная инфекция.
Напомню, что в 1914–1915 годах, после начала Первой мировой войны, население Российской империи стало испытывать крайне негативные эмоции по отношению к немецким производителям и торговцам, а юридические журналы подробно обсуждали вопросы соотношения гражданского права и последствий войны. Однако тогда легких ответов в стиле булгаковского персонажа «взять все и поделить» никто не предлагал. Почему? Да потому что любому юристу очевидно, что и без того тонкая и воздушная ткань права не выдержит подобного к себе отношения.
Сейчас судебная система рискует встать на тонкий лед нигилизма и некоей туманной «целесообразности» вместо твердой базы права и закона. Но если мы позволим нарушать право собственности лиц из «недружественных стран» без последствий и погружения в детали, завтра российское право может быть руинировано по отношению к уже любым лицам. Сейчас многие говорят о «расчеловечивании». Мы, юристы, со своей стороны, должны прямо говорить об угрозе «расПРАВления».
Сказанное вовсе не означает, что российская правовая система должна или даже может существовать «под собою не чуя страны», не реагируя на новые вызовы и ситуации. Возможно, имеет смысл законодательно установить нормы учета санкций и связанных с ними обстоятельств, приводящих к невозможности исполнения обязательств. Определить четкие правила, круг лиц и ввести судебный порядок верификации этих критериев. Но система не должна соблазняться легкими и поспешными ответами на сложные вопросы, ибо «кто сеет ветер, пожнет бурю».
