или «Мзду не беру! За державу обидно!»
Бывают дни, когда опустишь руки,
И нет ни слов, ни музыки, ни сил.
В такие дни я был с собой в разлуке
И никого помочь мне не просил.
И я хотел уйти, куда попало,
Закрыть свой дом и не найти ключа,
Но верил я — не все еще пропало,
Пока не меркнет свет, пока горит свеча…
«Свеча», Машина Времени
Возьмемся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть по одиночке
«Союз друзей», Б.Ш. Окуджава
У каждого юриста случается, что жизнь подкинет какой-то чрезвычайно интересный, неординарный, экзотический правовой вопрос («задачка со звездочкой»), которую решаешь в одиночку или группой товарищей, а бывает приходит вопрос очевидный такой, банальный, аксиоматичный, в котором, казалось бы, и думать не о чем, но вдруг в правовую материю вторгается СИЛА ВЛАСТИ или ВЛАСТЬ СИЛЫ. Эта интервенция приводит к невероятным метаморфозам, когда 2*2 становится и 5, и 7, и (если очень захотеть) 10. Больше того, всегда появляются придворные звездочеты, которые вдруг сообщают публично то, «чего не снилось нашим мудрецам». Безусловно я признаю их полное право поддерживать любую точку зрения, особенно, если они приводят хоть какие-то рациональные суждения и доказательства в защиту своей позиции. Ни у кого нет монополии на истину. Между тем соблюдая принципы как демократии, так и плюрализма мнений, нельзя впадать в крайности релятивизма. Нельзя допускать разжижения научных знаний и разрушения фундаментальных научных познаний просто в угоду сиюминутных желаний властей предержащих. В такой момент юристы (как ученые, так и практики) должны единым фронтом выступить в защиту права (как искусства добра и справедливости) от разрушения его фундаментальных (базовых) основ, поскольку их руинирование или даже значительное искажение приводит к слишком существенным потерям в будущем. В праве «эффект бабочки» работает особенно быстро и катастрофически.
Как вам известно, 8 октября Конституционный суд России будет рассматривать в открытом заседании запрос Краснодарского краевого суда по вопросу применения ряда норм ГК об исковой давности. Мои уважаемые коллеги, известные правоведы уже написали правовые заключения на тему применения исковой давности по искам Генеральной прокуратуры, а Сергей Савельев направил их в Конституционный суд. Ознакомившись с их содержанием, я с одной стороны, полностью солидаризируюсь с их доводами, которые кстати сказать не противоречат друг другу, а скорее рассматривая данную проблему с разных сторон, только усиливают убедительность их суждений. Между тем, я, не повторяясь, хотел бы добавить некоторые доводы, на которые другие авторы не обратили должного внимания.
Как известно уважаемому читателю с 2019 года Генеральная прокуратура начала заявлять сначала пробные (пилотные) исковые заявления о конфискации двух типов: основанных на якобы незаконной приватизации начала девяностых годов (1991-1996 годов) или основанных на применении конфискации, предусмотренной пп.8 п.2 ст. 235 ГК, у бывших чиновниках, которые не могут объяснить источник происхождения у них такого имущества и/или денежных средств.
Если перефразировать классика, то можно сказать, что истец (Генеральная прокуратура) в этих процессах была счастлива всегда одинаково, а вот каждый ответчик был несчастлив по своему, поскольку все дела, несмотря на некоторое сходство, разумеется, тождественными не были. Тем не менее, почти всех объединял вполне очевидный довод об истечении исковой давности, порой речь шла о событиях более чем 30-летней давности (!!!!)
Автору этих строк тоже довелось представлять ответчиков, причем в нескольких делах, с достаточно затейливыми сюжетами. И могу со всей ответственностью заявить, что в подобных кейсах представитель ответчика вынужден становится можно сказать историком, архивариусом, почти Нестором, поскольку для защиты своей позиции необходимо искать в архивах и прочих запасниках (и даже музеях) документы начала 90-ых годов, искать свидетелей, не удивляясь, что значительная их часть уже пребывает в лучшем из миров, а потому не может быть подвергнут допросу, большая часть любого вида доказательств, порой даже публикаций в СМИ, превращаются в поиски Золота Трои или Священного Грааля. Стоит ли тут констатировать очевидный факт, что уважаемый истец себя такими поисками не утруждает, используя лишь весомое бремя утверждения о незаконности, делая это в догматической форме, оставляя ответчикам оправдываться и объясняться. В случае же допроса свидетелей истца, мы обнаруживаем, что уровень развития мнемоники в России достиг невероятных высот и свидетели легко и непринужденно вспоминают события 20-30 летней давности, как будто это было вчера, включая расписание поездов и цвета обивки сидений.
Разумеется, в каждом из известных нам дел, ответчики ссылались на истечение исковой давности, но суды реагировали двумя способами: либо соглашались с возможностью применения исковой давности по такого рода требованиям, однако разными способами констатировали, что она не истекла (меньшая часть дел), либо отказывалась применять исковую давность со отсылкой на ст. 208 ГК РФ, при всей казалось бы очевидности, что никаких правовых оснований для ее применения нет, поскольку право гражданина на существование государственного аппарата без коррупции конечно присутствует и декларируется, но, разумеется, никакого отношения к личным неимущественным правам не имеет.
Нам известно о приблизительно 40 подобных исковых заявлений. И только в одном случае Мосгорсуд отменил решение Гагаринского районного суда Москвы по делу №02-2509/2022, отказав истцу в удовлетворении его требований (т.н. дело о санаториях ФНПР). Правда текст Определения так и не был доведен до общественности. Еще в трех случаях Генеральная прокуратура то ли отказалась от иска, то ли заключила мировое соглашение, то ли даже выиграла процесс, но не стала его исполнять. Это тайна, покрытая процессуальным мраком, ожидающая скрупулезной работы историков права в будущем. Так или иначе, статистика достаточно радужная для влиятельного истца и крайне печальная для ответчиков.
Но вдруг (лично для меня крайне неожиданно, хоть и приятно) 22 мая 2024 года судья Кротов М.В. передает на рассмотрение коллегии первое дело подобной категории (дело Гайсина), где ставится резонный вопрос о том, что применение ст. 208 ГК РФ при данных исковых требованиях недопустимы, а 25 июня уже коллегия судей ВС РФ выносит итоговое Определение (дело №45-КГ24-6-К7), в котором четко и недвусмысленно высказывает по вопросу исковой давности, а точнее сказать ее очевидном истечении.
В частности, коллегия отметила: «Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, целью установления сроков исковой давности и сроков давности привлечения к ответственности является как обеспечение эффективности реализации публичных функций, так и сохранение необходимой стабильности соответствующих правовых отношений; в основе установления сроков исковой давности и сроков давности привлечения к ответственности лежит положение о том, что никто не может быть поставлен под угрозу возможного обременения на неопределенный или слишком длительный срок; наличие сроков, в течение которых для лица во взаимоотношениях с государством могут наступать неблагоприятные последствия, представляет собой необходимое условие применения этих последствий (Постановления от 20 июля 1999 г. № 12-П, от 27 апреля 2001 г. № 7-П, от 24 июня 2009 г. №11-П, Определение от 3 ноября 2006 г. № 445-О).
Интересы защиты права собственности и стабильности гражданского оборота предопределяют не только установление судебного контроля за обоснованностью имущественных притязаний одних лиц к другим, но и введение в правовое регулирование норм, которые позволяют одной из сторон блокировать судебное разрешение имущественного спора по существу, если другая сторона обратилась за защитой своих прав спустя значительное время после того, как ей стало известно о том, что ее права оказались нарушенными. В гражданском законодательстве — это предназначение норм об исковой давности.
В Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности (статья 8 Конституции Российской Федерации).
Таким образом, на требования государственного органа распространяются все материальные и процессуальные положения с учетом необходимости соблюдения принципа правовой определенности.
В связи с этим позиция судов по настоящему делу о том, что положения гражданского законодательства об исковой давности не применяются к требованиям, заявленным по настоящему делу, противоречит правовым позициям Конституционного Суда Российской Федерации.
Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. №273-ФЗ «О противодействии коррупции» или какой-либо иной нормативный акт не содержат специальных сроков исковой давности.
Таким образом, вывод суда о нераспространении срока исковой давности на требование об обращении в доход государства акций юридических лиц является необоснованным и сделан судом в нарушение конституционных принципов равенства участников судопроизводства и принципа правовой определенности.
Вывод судов о том, что прокурором заявлено требование о защите нематериальных благ в связи с чем отсутствуют основания для применения срока исковой давности, также нельзя признать обоснованным.
В исковом заявлении прокурор просил обратить в доход государства акции, применив к спорным правоотношениям положения статей 169, 235 Гражданского кодекса Российской Федерации.
Требований в защиту нематериальных благ гражданина, который по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не может сам обратиться, которые перечислены в статье 150 Гражданского кодекса Российской Федерации, прокурором не заявлялось».
Также стоит отметить, что Генеральная прокуратура обжаловала определение коллегии в надзорную инстанцию, однако 24 августа 2024 года ей было отказано.
Позднее схожую позицию гражданская коллегия ВС повторила в определении по делу Эскузяна (№18-КГ24-51-К4) от 23 июля 2024 года и в определении по делу Иголкина и др. (127-КГ24-4-К4) от 30 июля 2024 года, причем при вынесении данных судебных актов суммарно приняли участие 7 судей гражданской коллегии.
Несмотря на то, что позиция ВС была уже сформулирована гражданская коллегия Краснодарского краевого суда в июле 2024 года посчитала необходимым перепроверить ее путем обращения в Конституционный суд России. Причем судя по тексту запроса, судьи краевого суда полагают, что несмотря на то, что события, на которые указывает заместитель генерального прокурора в исковом заявлении, касаются событий 2001-2003 годов, т.е. более 22 лет назад, это не препятствует конфискации этого имущества, причем в том числе у третьих лиц (16 граждан и 10 организаций).
По мнению авторов запроса «акты коррупции, частью которых могут выступать сделки по получению незаконных имущественных благ не являются частью хозяйственного оборота или одним из способов его функционирования, не выступают законной формой и средством реализации гражданских прав и обязанностей»;
«антикоррупционный иск направлен на охрану общества от злоупотреблений и криминализации публичной власти, легитимность которой основывается на доверии общества»;
«законодатель не стал в Законе №273-ФЗ устанавливать сроки давности для актов коррупции и сделок, которые являются частью этих актов».
Что приводит авторов запроса к следующему выводу:
«если нормативное регулирование о давности растолковать в ключе его применимости к деятельности государства, то получится, что законодатель гарантировал имущественное положение коррупционера. С помощью такого института официально признал и закрепил механизм автоматической легализации и реабилитации неправомерно нажитого имущества через определенный период. Сроки будут поощрять противоправную деятельность должностных лиц и стимулировать их к более надежному сокрытию имущества с тем, чтобы предпринятых мер было достаточно для недопущения их отыскания контролирующими органами и истечения сроков давности».
Уважаемыми коллегами, как нам представляется были развенчаны все указанные выше доводы и прежде всего выводы, прежде всего с опорой на догматические (незыблемые) постулаты, которые, кстати сказать, применимы не только в нашей стране, но и во всех развитых правопорядках, но, что не менее важно, опровергнуты ранее самим КС РФ и применительно к вопросу исковой давности (Постановления от 20.07.11г. №20-П; от 04.07.22г. №27-П), так и в не меньшей степени применительно к толкованию антикоррупционного законодательства и о госслужбе (Постановление КС РФ от 29.11.16г. №26-П).
Сразу отметим, что отсутствие в Законе №273-ФЗ специальных сроков исковой давности никак не может трактоваться в пользу того, что таких сроков вообще не должно быть. Правила толкования нормативных актов, сложившаяся практика системного толкований нормативных актов, а также правило о соотношении общих и специальных норм никоим образом не позволит прийти к такому смелому выводу. Для применения правила о «квалифицированном умолчании» законодателя должны быть приведены весомые аргументы, которые могут базироваться только на нормах иных законов, коих применительно к данной ситуации не существует.
Теперь дабы не повторять убедительных доводов коллег, которые уже довели свою точку зрения до КС России, я хочу сделать акцент только на политико-правовых доводах.
Существует известное суждение, кстати сказать не российское, что «борьба с коррупцией подобно бритью бороды: если ее не бреешь, то она растет, если бреешь, то растет в два раза быстрее». Это шуточное высказывание направлено конечно не на отказ от борьбы с коррупцией, а скорее на то, что любой борец должен глубоко понимать криминологическую суть подобного преступления. Невозможно не обратить внимание, что во всех известных нам случаях обращений прокуроров с конфискационными исками ответчиками являются не действующие, а бывшие чиновники. Закон не содержит догмата о непогрешимости государственного служащего, тем не менее тенденция очевидна. Какое это имеет отношение к исковой давности, спросите вы? Самое прямое.
Обратимся, что называется, к истокам. Как нам известно из научной литературы, как дореволюционной, так и современной, как отечественной, так и зарубежной, исковая давность направлена вовсе не на защиту недобросовестных лиц, незаконных собственников и иных нехороших людей. Цель ее носит двоякий (материальный и процессуальный аспект): стабильность гражданского оборота и рачительное поведение собственников и управомоченных лиц, а также наличие у суда реальной (а не гипотетической) возможности установить по делу истину, имея ввиду сохранность доказательств (как личных, так и документальных, вещественных). Совершенно очевидно, что по прошествии многих лет (особенно 20-30 и более лет), вероятность того, что свершится правосудие, а не «гадание на кофейной гуще» крайне маловероятно, почти иллюзорно. Документы уничтожены или утеряны, предметы потреблены, изношены, амортизированы; свидетели либо недоступны, мертвы, либо просто не в состоянии всерьез утверждать уверенно о событиях 20-30 летней давности.
Кроме того, соглашаясь с самой патетикой (пафосом) высказывания в запросе о том, что «незаконные имущественные блага не являются частью хозяйственного оборота», все-таки невозможно проигнорировать тот факт, что данное суждение подобно «сферическому коню в вакууме», поскольку не имеет никакой связи с действительностью. Все блага, которые передаются и получаются коррупционерами от банальных взяток до изощренных методов псевдозаконной деятельности, увы, ничем не отличаются от легальных. Для третьих лиц их нелегальность носит абсолютно латентный характер, тем более, когда даже правоохранительным и иным контрольно-надзорным органам об этом неизвестно порой целые десятилетия. Из этого очевидно правдивого суждения с неизбежностью следует вывод, что пока незаконные блага (денежные средства, дома, заводы, борзые щенки и т.д.) не будут как-то маркированы и выделены в обороте, то невозможно всерьез говорить о том, что они не являются частью хозяйственного оборота.
В одном из процессов, в котором я представлял ответчика, представители генеральной прокуратуры договорились до того, что безналичные денежные средства изъяты из оборота и не могут считаться легальным способом оплаты, а, следовательно, платеж «такими денежными средствами» тоже ничтожен. На наш резонный вопрос, а как банк и любые третьи лица могут обнаружить «ничтожные деньги», притом, что эмиссией занимается само государство и никакого маркирования действующим законодательством не предусмотрено, разумеется, остался без ответа. Также непонятно до какого звена ничтожность безналичных денег будет сохранена и через какое время данная «коррупционная ничтожность» выветрится. Дорогой читатель, загляни к себе в банковский счет, возможно там тоже имеются токсичные безналичные рубли! Подумаешь, так ум вскружится.
Интересно также, происходит ли такое «очищение» в случае конфискации средств в федеральный бюджет. Если происходит, то в голову закрадывается крамольная мысль о том, что бюджет является огромной «прачечной». «Многие так думают, но ошибаются!»
Из сказанного выше напрямую следует, что все это имущество находится в обороте и чем дольше это происходит, то тем меньше шансов и на то, чтобы государство в лице всего его репрессивного аппарата могла обнаружить и пресечь коррупционную деятельность. Более того, с каждым днем повышается шанс, что это нелегальное имущество перейдет в собственность добросовестных лиц, а конфискация у таких лиц имущество будет несправедливым и чистым произволом со стороны государства. Классическое «наказать невиновных, наградить непричастных».
Все это неизбежно приводит к выводу, что интересы государства и общества должны быть направлены на выявление и пресечение коррупционных актов в самые кратчайшие сроки, а потому даже обычный трехлетний срок исковой давности является необоснованно длительным сроком, особенно с учетом ежегодно подаваемых чиновниками деклараций об имеющемся у них и их родственников имуществе. В случае, когда данные декларации явно не совпадают с фактическим положением вещей, то компетентные органы, наделенные всеми необходимыми полномочиями и инструментарием, должны подавать соответствующие иски незамедлительно. На практике же мы можем видеть сотни и даже тысячи сообщений кверулянтов, журналистов, иных неравнодушных сограждан, которые сообщают о многочисленных случаях несовпадения деклараций и используемого чиновниками разного ранга и уровня, имущества, но иски почему-то подаются только к бывшим, причем задавненные на десятилетия. Попутно отметим, что иные давностные сроки как при привлечении дисциплинарной, административной и даже уголовной ответственности направлены исключительно на стимулирование контролирующих и правоохранительных органов к своевременной реакции на противоправные и преступные действия. И при этом никто из судей не обращается с запросами в КС о том, что сроки, установленные, например, в ст. 4.5 КоАП, противоречат Конституции, поскольку позволяют уходить от ответственности, и сроки эти будут поощрять противоправную деятельность правонарушителей.
Легко предположить обратное: отсутствие каких-либо сроков или даже повышенная их длительность явно будет дестимулировать правоохранителей и контрольные органы оперативно и своевременно реагировать и пресекать коррупционные проступки и преступления, что, с одной стороны, будет только увеличивать латентность подобного рода преступлений, а, с другой стороны, значительно понижать вероятность того, что незаконное имущество не будет «отмыто», завуалировано, легализовано, смешано с легальным или даже передано в абсолютно легальный оборот путем передачи добросовестным приобретателям. Таким образом, сроки не только нельзя увеличивать, а скорее следует сокращать для повышения как стимула, так и вероятности эффективной антикоррупционной деятельности.
Необходимо обратить внимание, что в запросе суда обращено внимание на необходимость поддержание доверия к власти у населения, но для того, чтобы этого добиться очевидно необходимо осуществлять быстрые, эффективные и своевременные действия по конфискации незаконно полученного. Даже если предположить (несмотря на все вышесказанное), что прокуратура добьется справедливого и законного решения спустя 20 лет после коррупционного акта, очевидно, доверие общества не только будет подорвано, но и скорее всего вызовет у населения лишь недоумение. Это все равно как осудить в наше время Андрея Курбского за госизмену, а Екатерину Вторую за соучастие в убийстве мужа. Можно, конечно, но зачем?
В истории права каждой страны иногда случаются события, которые являются некоторыми поворотными точками развития или, наоборот, деградации правовой системы. Вспоминается, например, с одной стороны, судебная реформа 1864 года, которая привела к расцвету правосудия и отечественной адвокатуры, а потом печально знаменитое дело Бейлиса (1911 г.), с которого начался закат и увядание.
Вне всяких сомнений Конституция 1993 года, также Гражданский кодекс 1994 года стали важными вехами современной правовой истории и уже оказали положительное воздействие на жизнь и деятельность миллионов наших сограждан, но сейчас мы находимся на некотором изломе, если угодно, правовым аналогом «Сталинградской битвы, Битвы при Пуатье, Осады Орлеана»: от победы или поражения права и здравого смысла зависит вовсе не судьба какого-то там ответчика(ов) по этому делу или даже по всем подобным делам (как находящимся в производстве, так и будущим), от разрешения данного запроса в Конституционном Суде зависит то, в каком государстве мы будем жить после оглашения постановления.
Дисклеймер. В настоящий момент я не представляю интересы какого-либо лица в споре с Генеральной прокуратурой, и все сказанное выше является моей личной экспертной позицией по рассматриваемому вопросу.
Источник: https://zakon.ru/blog/2024/10/5/ne_dumaj_o_sekundah_svysokaili_mzdu_ne_beru_za_derzhavu_obidno
